Читать книгу - "Гражданская жена с ридикюлем - Светлана Николаевна Костенко"

не то, что в тот день, когда Офелия устраивалась на работу. Участливо выслушала сбивчивые объяснения Офелии насчет личных обстоятельств, дала ей листок бумаги, продиктовала текст заявления и вызвалась сама подписать его у Забубырзика.

Она заверила Офелию, что все будет в порядке и разрешила ей сегодня на работу не выходить. У Офелии мелькнула мысль, что бабка вызвалась помочь исключительно потому, что появился повод заглянуть к обожаемому директору в кабинет, но ей было все равно. Обрадовавшись, что удалось быстро договориться об отгуле, она выскочила из конторы и поспешила на автовокзал, чтобы уехать в город. К большой радости Офелии, водителем автобуса оказался не Матвей, ей не пришлось никому объяснять, куда она поехала. Она уселась на свое место и стала продумывать аргументы для дочери, которые могли бы переубедить ее ехать на Бали.

Глава 34

Как Офелия съездила в город и нарушила планы политтехнолога

Боже, это потрясающе! Спасибо вам! Выступление перед хануриками перед глазами стоит. Но неужели скоро конец? Как???

Вероника Субботич/Яндекс. Дзен

Приехав в город, Офелия решила сначала заскочить в больницу, проведать бабку Фиму. Купила в киоске килограмм апельсинов, чтобы порадовать старушку. В последнее время Фима была для Офелии и подругой, и ближайшим родственником. Поэтому она надеялась как-то помочь бабушке сбежать из-под врачебного надзора. Свидания с больными в данном учреждении не приветствовались, мирные переговоры с медперсоналом не увенчались успехом, поэтому Офелия опять применили свою стандартную технику: смесь скандала с шантажом. Потребовала на вахте листочек бумаги и грозно сказала: «Диктуйте!»

– Че диктовать-то? – презрительно спросила тетка, сидевшая за столом, который стоял прямо в дверном проходе, в коридоре, преграждая путь в палаты всяким случайным людям.

– Телефоны диктуйте! Куда мне жаловаться? Управление здравоохранения, министерство психиатрии или кому вы там подчиняетесь?

Офелия демонстративно приготовилась записывать телефоны, тетка хмыкнула, проворчала, что Офелии самой бы не мешало лечь прокапаться, но куда-то позвонила, и через пять минут в холл больницы вышла бабка Фима: похудевшая, осунувшаяся, какая-то недоверчивая. Она не сразу признала Офелию, несколько секунд смотрела на нее, прищурив глаза, а потом громогласно заявила:

– Явилась, не запылилась! Где тебя носит?

Офелия вместо приветствия вручила ей апельсины и осторожно спросила, как Фима себя чувствует? Бабка ответила трехэтажным матом. Офелия как-то сразу вздохнула с облегчением и поняла, что лечение не оказывает на бабку негативного влияния. Она отвела ее в сторону и потихоньку спросила: может, потребовать дополнительного обследования, поднять шум, чтобы Фиму выпустили? Бабка отрицательно замахала головой.

– Еще чего! Я тут как сыр в масле, на всем готовом. Опять же, больничный лист оплачивают! Считай, как в санатории. Да и Борюсик скоро приедет, вот он меня и заберет!

– Так его же Лариссо охмурила, все, пропал твой Борюсик!

– Я тебя умоляю! – бабка аж затряслась от возмущения. – Он с этой 150-колограммовой прошмандэ долго не проживет. Да и ей он не нужен особо. Родить она хочет, а потом вытурит моего сыночка с голой попой на мороз!

Офелия скептически отнеслась к бабкиным словам, но не стала возражать, чтобы не расстраивать старушку. Пообещала навестить ее еще в ближайшее время и заторопилась уходить.

– Феля, стой! – скомандовала бабка. – А ты не можешь у меня дома сегодня переночевать?

– Зачем это?

– Ну, понимаешь, – бабка замялась, глаза забегали. – У меня сегодня важный сеанс связи с иноплянами. Надо на крышу подняться, вместо меня…

– Бабка!!! А вас тут точно лечат или только видимость создают?

Бабка слегка покраснела, подмигнула Офелии и знаком предложила ей заглянуть в карман своего халата. Там Офелия увидела горсть таблеток, вздохнула, приобняла бабку и даже не стала ей ничего говорить. Чмокнула в щечку на прощанье и поспешила к себе домой, в десятый раз проговаривая мысленно аргументы для дочери.

…Дверь в квартиру она, как всегда, открыла своим ключом, и сразу же поняла, что с уговорами опоздала. Дома никого не было, отчетливо прослеживались следы сбора вещей: все было раскидано, шкафы стояли полуоткрытые. В кухонной раковине лежала гора немытой посуды, пол тоже давно никто не мыл. Чувствовалось какое-то всеобщее запустение. Офелия расстроилась, села на диван, оглядела свою недавно отремонтированную квартиру, и так ей стало грустно и обидно, что она чуть не заревела. В этот момент в дверном замке послышался скрежет: кто-то пытался открыть дверь ключом. Офелия обрадовалась, решила, что Оксанка вернулась, бросилась открывать, но на пороге стояло какое-то многочисленно семейство жителей ближнего зарубежья.

Они пытались что-то сказать Офелии на ломаном русском, показывали ей какую-то расписку, ключи. Она поняла, что Оксанка сдала квартиру и взяла деньги за первый месяц проживания. Офелия спросила: сколько денег они отдали? Глава семейства кое-как выговорил сумму. Офелия позеленела, взяла ридикюль, отдала почти все деньги, которые у нее были при себе, отобрала у мужика ключи и расписку. Не сдержавшись, послала всех очень далеко в не очень приличное место, и захлопнула дверь.

Не присаживаясь, она тут же взялась наводить в квартире порядок. Работала одна за троих. Замочила посуду, грязные вещи забросила в стиральную машинку, собрала по всему дому свечки и пучки с травой, который йогиня использовала для каких-то своих ритуалов, схватила ковер, свернула в рулон и потащила на улицу. Увидев на лавочке перед домом троицу алкашей, скомандовала им взять ковер в руки и вытряхнуть. Оторопевшие под ее напором мужики даже не стали возражать и, в расчете на вознаграждение горячительными напитками, схватили ковер и стали трясти его прямо во дворе. Потом аккуратно свернули и даже донесли до квартиры.

Самый смелый попросил у Офелии деньги на опохмел, в ответ был послан догонять многочисленное семейство дружественного народа из Средней Азии. Мужик настолько обалдел, что даже не решился что-то возразить. До вечера Офелия драила квартиру, и только когда ее жилье приобрело прежний вид, она немного успокоилась, приняла ванну и хотела было провести вечер в компании фильма с Арнольдом Шварценеггером.

Из только что установившегося душевного равновесия ее вывел звонок политтехнолога. Он, как всегда, не поздоровавшись, прокричал в трубку, чтобы Офелия не забыла завтра явиться на площадь, где будет проходить сельскохозяйственная ярмарка.

– Вы текст мой выучили? Смотрите, чтобы слово в слово! Без всякой самодеятельности! – прокричал он в трубку и тут же отключился.

Офелия сидела с пультом в руках и думала. Ей так хотелось посмотреть на своего любимого Арнольдика, но она понимала, что фильм придется отложить, потому что текст она не выучила. Порывшись в ридикюле, она нашла бумажку со своей завтрашней речью и попыталась ее запомнить.

Ничего не получалось! Совсем! Текст был каким-то тяжелым, витиеватым. Некоторые обороты пугали своей замысловатостью. Офелии казалось, что в них заложен какой-то скрытый смысл, из-за которого все будут смеяться над ее выступлением. Она включила свет, встала перед зеркалом, попыталась порепетировать, но после этого еще больше закомплексовала. Сама не понимала, что с ней происходит. Она была из тех женщин, которые не лезут в карман за словом. Сказать что-нибудь колкое, едкое или экспромтом поскандалить никогда не было для нее проблемой. Всегда находились подходящие слова и аргументы. А вот сухой официальный текст сказать красиво и искренне не получалось.

Офелия выглянула в окно. На лавочке перед подъездом сидели те же три алкаша, только теперь их печальная молчаливая задумчивость, вызванная похмельем, сменилась душевными философскими разговорами о смысле жизни.

«Остограммились уже… Или даже ополбутылились!» – подумала Офелия Она взяла бумажку с текстом, запахнула халат и вышла во двор.

– Так, ханурики! Вы на выборы ходите? – спросила она у мужиков, встав напротив лавочки, где велась задушевная беседа.

Один из мужиков возмущенно хмыкнул:

– Обижаешь! Мы люди сознательные!

– Я так и подумала! – ехидно заметила Офелия.

Она скрестила руки на груди, оставила ногу в сторону и попросила мужиков послушать ее речь. Те не понимали, что ей нужно.

– Зрители мне нужны! Я